Осторожно, "феня" 

Короче, я вам сейчас кой-чего расскажу. Я сам не мальчик уже, говна разного навидался, но вот этот случай - это был, прямо скажу, по всем понятиям перебор. Сильно он меня изменил. Ну, по порядку.
В середине девяностых была у нас бригада небольшая - кто с армии знаком, кто со двора, все нормальные проверенные ребята. Страну колошматило, но жить-то хочется, а хорошо жить, как говорится, - еще лучше. Тогда у всех своя поляна была. Рэкет там, не рэкет, поначалу всякое бывало, когда подниматься начали. Кто постарше - тот помнит, что творилось. Молодые, гонору много, а ума и понимания - нифига и трошки. Ну, врать не буду, как заметили нас - прижали, да так здорово, что двое наших тупо кончились, можно сказать ни за что. Мы губу враз обратно закатали и стали смекать, как теперь быть, и чтоб при этом больше так по дурке не подставляться.
Был у нас такой Жека Конопатый - парень умный, закончил там что-то. Навел на идею крышевать попрошаек, которые по электричкам аскают. Пацаны, понятно, с сомнением отнеслись, эта тема тогда, почитай, вообще не раскручена была. Но Жека всем сомневающимся все пояснил. Это он лучше всех умел, рамсить всегда его посылали. Решили мы, значит, попробовать. С коммерсами как-то вот криво вышло, а тут делянка, считай, пустая, но по Жекиным раскладам - прибыльная.
Так и вышло, что мы почти что первыми в Москве начали нытиков крышевать: электрички, метро с переходами и вокзалы через год были все под нами. Ну и тут, конечно, делиться приходилось. Например, "святые" - это, которые в церквях и на папертях работали - те вообще неприкасаемые были, даже рыпаться в ту степь не моги, коли жизнь дорога. Ну да нам чужого и не надо. На жизнь хватало.
Что-то я разбежался с предысторией, ностальгия, все дела. Короче, там много чего можно интересного понарассказать, всякое было. Работа грязная, на любителя, но и выхлоп солидный. Будет настроение - напишу еще. А пока по делу.
Была у нас на участке баба одна с малой девкой (мы, как мусора делают, деляны между своими распределили, я тогда был смотрящим в районах Щелчка и Пушкинской, набрал себе бегунков из молодых - стремящихся, бизнес пёр, короче). Бабу ту мы звали Воблой, как ее по паспорту я не помню. Паспорт я у нее забрал, понятно. Работали они по переходам, в основном. А малую Вобла везде за руку с собой таскала, ее Мариной звали, лет десять на вид. Вроде и не зашуганная девчонка, смекалистая так-то. Меня дядьпашей звала. Я ей, бывало, ништяков подгонял: конфет там, вафель, жвачки "Лавиз". Я вообще нормально к детям отношусь, благо своих бог не дал.
Вобла была снулая - еле ползает, молчит себе, глаза в пол, платье в пол, платок на кумполе. У нас таких полно было, ничего особого. Что там у нее в жизни случилось - пацанов не колыхало вообще. Но бабы с детьми у лохов всегда котируются, и норму она четко приносила. У нас как было заведено: что выше нормы, то оставляешь себе. Не собираешь норму - свободен. Бузишь или работаешь без разрешения - ну, не обессудь, братан. Но мы все же не лютовали, как некоторые: могли подкормить там инвалида или бомжа, если приболел и выходить не может. Иногда колесами и деньгами помогали, жильем - с отработкой, само собой. Сейчас это работой с кадрами называют.
А Вобла, ко всему, еще и больная на голову была, видимо. Ты ей: "Ну чо, как жизнь, мать?". Она вся дергается, как под током, глаза без фокуса в сторону смотрят, и булькает себе под нос нараспев через минуту где-то: "Спа-асибо, хорошо-о". Чисто как когда магнитник плёнку жует. Жуть. Еще привычку имела: вечером пришаркает на точку, я Маринке чупа-чупс выдам. Протягивает, значит, кулек с деньгами за день, за плечо мне куда-то пялится и подвывает: "О-освободите ме-еня-а". Я шуткую: "Освободим, мать. Вот лимон насобираешь - сразу и освободим, мы ж не звери". Она опять за свое: "Помо-огите". Другие попрошайки шизоидную сторонились, свистели всякое, но я без предубеждений.
Однажды Вобла с Маринкой потерялись на неделю-две где-то, и ни гудка. Была маза, что Вобла к конкурентам ушла, да и вообще, непорядочно так молчком делать. Как тогда говорили, не по понятиям. Ну, а может и случилось чего, как знать. Я пацанов порасспросил, добыл адресок и пошел сам узнавать.
Нашел дом, первый этаж, налево. Стучу. Слышу, в квартире кто-то есть. Говорю, не откроете - сам войду. Открывает Маринка.
- Где мамка? - спрашиваю.
- Заболела, - отвечает, а сама, вижу, дергается чего-то.
Я ее отодвинул, вошел. Квартира - двушка, шибко богатая так-то, пианино даже в комнате стоит. Но засраная, почитай нежилая, воняет чем-то, ну и пылища - жуть.
- Зови мать, - говорю. Маринка надулась, но пошла в спальню. Минуту нет, две. Возвращается с Воблой за руку. Вобла вообще ни о чем, совсем на вид плохая стала.
- Ну чего, - говорю, - Куда пропала, мать?
Дергается, как под током, едва не приседает. "За-аболела".
- А сказать по-человечески не дано? Так, мол, и так...
- Мама плохо себя чувствует, дядь Паш. - Вижу, Маринка зверем смотрит. Вобла опять дергается, аж башка болтается:
- Я-а-а. Пло-охо себя чу-увствую-у.
- Так, малая, а ну дуй-ка отсюда, пока взрослые ра...
Тут Вобла голову подымает, руку протягивает и заводит своё: "Помо-огите-е". Но уже в конец шизанутым каким-то голосом, как через силу, не знаю, как и сказать. И шагает ко мне. Маринка ее дергает, а та все свое: "О-о-сво-о...". И тут блюет на себя черной то ли кровью, то ли я даже не знаю. И еще шагает.
Ну что вам сказать. Струхнул я сильно, трудно сказать, от чего даже. Чуйка, наверное, сработала. Отступаю, уж и жопой в подоконник уперся, а ствол уже в руке. "Стоять", ору. "Отвали, сука!" А Вобла все прет, одну руку тянет, другой Маринку за собой тащит и продолжает блевать и что-то мычать.
Вот и завалил я ее, со страху.
То есть я подумал, что завалил. А Вобла с дыркой в животе постояла - и снова ко мне. Почти дотянулась, почти.
Я ещё две маслины в нее дослал, сам не заметил. Голова пустая была аж до звона. Перехватил волыну поудобнее, двумя руками, и снес ей кусок черепа вместе с ухом и волосами. Такие вот дела. Вобла встала сразу как-то, как завод у нее кончился, и руки повисли. Стоит. Без половины башки - стоит!
- Блин, ну все, доломал. Вот козел. - Это Маринка.
Я не понимаю особо ничего, меня колотит всего на нервяке, в ушах звенит. Смотрю, выпучив глаза, вспоминаю всех святых. Вот тут, ну, Маринка руку матери отпускает, и вижу, из ладошки у нее такое растет... типа длинного языка, и под рукав кофты Воблы уходит. Фигак! - этот язык в руку девки втянулся, чисто как отпущенная рулетка. Вобла разом оседает на пол, как мешок гнилой картошки.
- Что? Что, блин? Что? - Не знаю, что нес. Погнал просто.
- Ну, а что ты хотел, дядь Паш. - Маринка ладонь о штаны вытерла. - Она лет пять как мертвая уже.
Все. Вот это было все. Помню, что выломился сквозь раму. Волыну, наверное, там и оставил. Даже если б этаж был не первый, а сто первый - все равно бы выломился. Как бежал - помню кусками. Дальше рассказывать смысла нет особо: вокзал, Кисловодск, севкав, нычки; много чего случилось, о многом с тех пор передумал, в итоге успокоился, подзабылось оно само как-то. С кем-то порвал, с кем-то закорешился. Переезжал много, стал с попами общаться, но в привычку не вошло. Всего не расскажешь, да и то сказать - лет двадцать прошло, не меньше. Сейчас осел в Москве опять, в конторе одной бригадиром: патентованные водяные фильтры устанавливаем в домах частникам и в мажорных хатах. Вроде все нормально идет, остепенился, что ли.
А вспомнил я это дело, потому что знакомую до Выхино подвозил вчера за билетом, и пока ждал - увидал цыганку с ребенком. Они обычно бойкие, что шибздец, а эта бродила у касс как в воду опущенная, плюс ребенок вроде не черный, вот и обратил внимание. Присмотрелся... Ну, вы поняли, Маринка это была, лет десять ей на вид.

Теги: сленг, страшилки, дети